Деляга - Страница 38

Солдаты жили в огромных землянках, в каждой из которых на трехэтажных нарах ютилось человек по сто-сто пятьдесят. Штаб и командование размещались в нескольких уцелевших и уже подлатанных домах. И если в том полку постоянно хотелось жрать, то в этом царил настоящий голод. Даже то, что полагалось по третьей тыловой норме бессовестно разворовывалось местными пэфээсниками. В результате, за месяц-другой, пришедшие в полк из госпиталей и по призыву, превращались в настоящих доходяг. Тогда их переводили в разряд "слабосильных" и немного подкармливали, а некоторых счастливчиков отправляли обратно в госпиталь с диагнозом "дистрофия". Доходило до того, что в строй становилась едва ли половина от списочного состава, остальные оставались лежать на нарах, числясь "больными" и выбирались наружу только на прием пищи. Всеобщей мечтой было попасть в маршевую роту, отправиться, наконец, на передовую и там нормально пожрать.

Причем, младшие и средние командиры из постоянного состава находились приблизительно в том же положении и от переменного состава мало чем внешне отличались. Командир Вовиной роты лейтенант Воронов даже женился на местной знаменитости – поварихе тете Паше. В первый раз, взглянув на нее, Лопухов понял, куда девается значительная часть полкового продовольствия. Она была лет на пятнадцать старше лейтенанта, толстая, нет не толстая – жирная, и страшная. Вова только представил, как ротный выполняет супружеский долг с этим бульдозером женского рода и его чуть не стошнило.

— А лейтенант настоящий мужик, если у него с ней хоть что-то получается, — оценил подвиг командира Вова и посочувствовал. — Не дай бог так оголодать.

Однако, проблему собственного питания надо было как-то решать, поскольку свалить отсюда в ближайшее время не представлялось возможным. Для начала, прихватив заначенный в госпитале пузырек с аспирином, он подкатился к командирской жене.

— Прасковья Пална, добрый день. Вы женщина такая роскошная, аппетитная, прямо в жар меня кидает при виде вас, как в мартеновскую печь! А вот талию поправить не желаете? Я когда в госпитале лежал, с врачом одним познакомился, из самой Москвы. Он женам наших… — Вова многозначительно закатил глаза в направлении своего лба, — фигуры, в общем поправлял. Да, да, истинную правду говорю! Так я у него таблетками для этого дела разжился. Немалые деньжищи, между прочим, отвалил! Но только для вас и исключительно из уважения к моему ротному командиру, товарищу лейтенанту…

Зря распинался Три Процента, все его словеса отскочили от необъятной поварихи, как бекасинник от лобовой брони КВ. Обдав наглеца таким взглядом, будто ушатом помоев окатила, тетя Паша высказала собственный взгляд на данную проблему.

— Нормальная баба должна быть в теле.

И двинула прямо, Вова едва успел с дороги убраться. Пройдя пяток шагов, повариха обернулась и добила Лопухова.

— А таблетки эти ты знаешь куда засунь… Я тебе талию и без них обеспечу.

Таблетки Вова засунул. Обратно в карман шинели. Да-а, не учел, что нынешние женщины на палкообразных манекенщиц, набираемых и трепетно лелеемых голубыми модельерами из-за рухнувшего железного занавеса, насмотреться, еще не успели. Сейчас в моде совсем иной фенотип, хотя, тетя Паша является, пожалуй, совсем уже крайним его проявлением.

Что дальше делать Вова не знал, но тут помог случай.

— Купи портсигар.

Отощавший мужичонка в замызганной гимнастерке просительно уставился на Вову голодными глазами. Похоже, этот портсигар он пытался продать уже давно. Но солдатам он ни к чему, у них для хранения курева кисет есть. Не самокрутки же в нем хранить, в самом деле! Командирам, их тех, у кого папиросы водятся, портсигар должен пригодиться – неудачно сел и всю пачку можно выкидывать. Но к командирам с таким предложением продавец обращаться не рискнул.

— Нет у меня денег, — отказался Вова.

Ну не считать же деньгами семнадцать красноармейских рублей, выданных в госпитале за два последних месяца. Продавец, однако, не ушел.

— Ну хоть на хлеб сменяй. Я много не прошу…

— Да я вообще не курю, — попытался избавиться от него Лопухов.

— Хорошая вещь, — продолжал гундеть мужичок, — из немецкого алюминия. Сам делал.

— Сам, говоришь…

Повинуясь внезапно вспыхнувшей, как проскочившая искра, мысли, Вова цапнул предлагаемый товар. А портсигар, действительно, был неплох. Из самолетного дюраля, на крышке – блестящий латунный танк. Сделан аккуратно, как будто на заводе, а не кустарем.

— Точно сам?

— Да сам, сам.

В качестве доказательства продавец продемонстрировал свои руки. Вова поверил.

— А еще сможешь?

— Не, материала нет.

— А ПАРМ по соседству? У них этого алюминия должно быть…

— Там старшина – зверь. Я ходил, у механиков просил, а он меня прогнал. Ну так купишь?

Данный вопрос Вова проигнорировал.

— А еще что можешь?

— Зажигалки из гильз могу. Только колесиков нет и камушков тоже. Да мало ли…

Зажигалки это вещь. Они нужны всем: и в тылу, и на фронте, и красноармейцам, и командирам. Золотое дно. Надо только правильно дело поставить. Мысли понеслись, Три Процента уже видел себя портсигарно-зажигалочным королем, олигархом полкового масштаба.

— Считай, купил я твой портсигар.

Вова спрятал товар в карман и решительно направился к выходу из землянки.

— А хлеб?

— Вечером, — отрезал Три Процента.

Из землянки он направился прямым ходом в ПАРМ к старшине-зверю, благо занятиями переменный состав не утруждали, главное, чтобы на утреннем разводе был и на вечерней поверке, или хотя бы старшина видел, что ты в ротной землянке обретаешься. Ну а на завтрак, обед и ужин все и так сползались. Остальное время было почти свободным, если только тебя не отловят и на какую-нибудь хозработу не припашут.