Деляга - Страница 74

Желающих лезть в стылую декабрьскую воду не нашлось.

— Флягу спирта даю и два дня увольнения.

Ротный хорошо знал своих подчиненных, нашлось сразу несколько добровольцев. Кальман выбрал одного.

— Ничего, у нас еще один утопленник есть.

"Водолаз" сбросил сапоги, ватник, полез с моста в воду. Зенитчики, охранявшие мост взирали на эту возню неодобрительно, но вмешиваться не рисковали, танкисты действовали уверенно и решительно. К берегу подогнали тягач, ту же тридцатьчетверку, только без башни. "Водолаз" забрался в кузов, перелез на капот, с моста ему кинули трос. С третьей попытки трос был пойман, началась самая ответственная часть операции. Вынырнув, доброволец замахал руками.

— Зацепил!

— Давай! — скомандовал Кальман.

Тягач рыкнул дизелем, плюнул черным дымом и двинулся вперед. Трос пополз из воды, натянулся…

— Не оборвался бы!

— Не боись, — успокоили Вову, — мы им танки таскаем, а "студер" вчетверо легче будет.

Тягач напрягся, кабина тронулась с места и пошла, пошла, пошла… Над водой появилась обрешетка кузова, капот, решетка радиатора, бампер. Притормозили, вода с шумом стекала из всех щелей. Замерзшего "водолаза" сдернули с машины, засунули в будку ремлетучки, раздели, растерли спиртом и закутали в тряпки. Целая фляга медицинского обходится дорого. Дальше – проще, взломав прибрежный лед, "студебеккер" оказался на берегу. Передок был смят при падении с моста.

— Рама винтом пошла, — дал заключение один из ремонтников.

Трос укоротили, тягач потащил добычу на разборку в расположение автороты.

В подъеме второго "студера" Вова участия не принимал, он уже полным ходом восстанавливал свою машину, используя запчасти распотрошенного "шевроле". Историю подъема рассказал Никифоров.

— Машину шестами с лодки нащупали. Михальченко спирту глотнул, трос в руку взял и нырнул. Выныривает, зацепил с первого раза. Ну его сразу на берег, спиртом растирать. Тягач тянет, кабина из воды показалась, только странная какая-то. Вытащили, так и не поняли что, то ли немец, то ли француз, то ли еще кто.

— Пацаны говорили, что грузовик был американский, с тремя мостами, — встал на защиту Лопухов.

— Ты дальше слушай. Кальман орет "ты что зацепил?", Иваныч "что нащупали, то и цеплял, там же ни хрена не видно". Прочесали дно второй раз, нашли еще что-то, а что именно не понять. Только он на боку лежал, повозиться пришлось, пока на колеса перевернули. Вытащили, точно "студер", в кузове несколько ящиков осталось со снарядами. А мы его тягачом кантовали, хорошо, хоть взрыватели не были вкручены.

Вова пошел, взглянуть на добычу. Если не считать выбитых стекол и помятого крыла, машина выглядела вполне целой. Значит, починят, номера сменят, и будет в автороте на одну единицу автотехники больше.

Свой "шеви" Лопухов восстановил за неделю. Машина, конечно, не выглядела как новая, скорее наоборот, как изрядно помятая жизнью, но все-таки ездила. Причем неплохо. Вова даже сменил два колеса на более приличные и обзавелся второй запаской, вещью, на фронтовых дорогах, крайне необходимой. Успел как раз к началу нового наступления. Нашего, конечно же.

Числа десятого января, выпало Вове обратным рейсом раненых в медсанбат везти. Уже в темноте, он сдал задом во двор, крытой соломой хаты, попутно свернув попавшийся под колеса плетень. Началась привычная суета – разгрузка и сортировка. Вова в ней участия не принимал, стоял у заднего борта, в тайне надеясь увидеть знакомое лицо. Точнее, знакомых лиц тут суетилось много, но одного, того, что нужно, не видно.

— Сколько привез?

— Семерых. Здрасьте, Нина Антоновна.

— Лопухов, Вова? Не узнала.

— Значит богатым буду.

Не выдержав, Вова поинтересовался.

— А как там Анечка поживает?

— Нет ее больше.

— Убили?! — ахнул Вова.

— Типун тебе на язык, домой отправили.

— Это почему?

— Да потому, что пузо расти начало. А капитан-то ее, как узнал, так сразу и перевелся куда-то. Говорят, жена у него в тылу есть, и ребенок.

Вова произвел немудреный расчет. Выходит, что, когда он сюда попал, она уже… Дура девка. Да и сам хорош.

— Закончили? До свидания, Нина Антоновна.

Лязг стального борта заглушил ответные слова, но почему тогда так сжалось сердце? Вдруг захотелось закурить. И выпить. Точнее, напиться. Но некогда, канонада пробивалась даже сквозь бормотание мотора на холостом ходу.

В середине января наше наступление выдохлось. Корпус вывели во фронтовой резерв, и у водителей появилось время на приведение техники в порядок. Упорный Вова нашел-таки крыло для своего "шеви", подкрасил, подмазал, подрегулировал с помощью более опытных товарищей и грузовик преобразился. Не стыдно и в город, не то, что на склад ГСМ выезжать.

На двадцать третье февраля в роте состоялось торжественное построение, первое на Вовиной памяти. По случаю успешного окончания прошлого наступления и скорого начала следующего, начальство решило поднять боевой дух водителей и расщедрилось на сладкие плюшки. Кого наградили, кому новое звание обломилось. Кальман, наконец-то, стал капитаном. Вова, по причине долгого валяния в медсанбате, ни на какие награды не рассчитывал. Стоял, прикидывая, когда эта бодяга закончится, поэтому на фамилию свою отреагировал с запозданием. Осторожно пихнул локтем стоящего справа Михальченко, благо дело происходило во второй шеренге.

— Слышь, Иваныч, там, кажется, мою фамилию назвали?

— Назвали, — прошипел сосед.

— А чего мне дали-то?